Польский перевод первой суры Корана по рукописям литовских татар: предварительная текстологическая оценка источников XVIII–XX вв.

Сергей Темчин

Сергей Темчин, Институт литовского языка, Вильнюс

этот контент еще только готовится

Ключевые слова: перевод, текстология, транслитерация, рукописи, литовские татары, китабистика

Татары Великого княжества Литовского (далее – ВКЛ), непо- средственные потомки которых проживают ныне в Польше, Литве и Белоруссии, располагали полным переводом Корана на польский язык. Этот перевод выполнен с неизвестного языка и содержится в относительно поздних арабскоалфа- витных рукописях, наиболее ранние из которых датируются концом XVII в.: Коран 1682 г. с приписанными ранее 1740 г. фрагментами польского перевода, обычно содержащегося в тефсирах литовских татар (Псковский историко-архитек- турный и художественный музей-заповедник, КП 34054) (Крачковский 1955; Тарэлка 2013б) и Тефсир 1686 г. (Минск, Центральная научная библиотека им. Я. Коласа Националь- ной академии наук Беларуси, П16-18/Ср2 (Р 214)) (Тарэлка, Цітавец 2011: 24-27).

Время возникновения перевода оценивается специали- стами по-разному в промежутке с первой половины XVI в. до начала либо второй половины XVII века1. Перевод иногда

1 О содержащемся в рукописях литовских татар переводе Корана см.: Крачковский (1955); Konopacki (1973); Suter (1994); Сутер (1996); Suter (2004);

¤¤¤

приписывается минскому имаму Урии ибн Измаилу, назван- ному переводчиком (без указания, каких именно текстов) в колофоне Тефсира 1686 года (Тарэлка 2006). Известно также, что Петр Старковецкий († после 1644 г.), переводчик турецкого языка (владевший также персидским и арабским) королев- ской канцелярии Владислава IV, перевел Коран (вероятно, не с арабского оригинала, а с османского перевода) на польский язык, но не успел опубликовать свой перевод, рукопись кото- рого, скорее всего, пропала (Gąsiorowski 2004).

Целью международного научно-исследовательского проекта „Тефсир”, руководимого профессором Ч. Лапичем (торуньский Университет Николая Коперника) является изу- чение этого перевода по рукописям XVII-XX вв. В рамках этого проекта специалистами Польши, Белоруссии и Литвы выпол- нена латинская транслитерация некоторых сур Корана, в том числе первой, традиционно называемой Аль-Фатиха ‘Откры- вающая Книгу’. При этом Псковский Коран 1682 г. оказался недоступным для участников проекта, а Тефсир 1686 г. содер- жит перевод первых 18-ти сур не на польский, а на турецкий язык. Поэтому первая сура изучалась по спискам, созданным в период с 1723 г. по начало XX в.

Данная статья является попыткой на материале суры Аль-Фатиха дать предварительную текстологическую оценку привлеченным к исследованию арабскоалфавитным рукопис- ным источникам (приводятся в хронологическом порядке):

1 Тефсир 1723 г. из Алитуса (частное собрание) (Drozd, Dziekan, Majda 2000: 48).

2 Тефсир 1725 г. (Лондон, Белорусская библиотека им. Франциска Скорины, № 33264) (Meredith-Owens, Nadson 1970: 158-159; Drozd, Dziekan, Majda 2000: 48-49; Suter 2004: 371-447)2.

3 Тефсир XVIII в. (местонахождение неизвестно; фотоко- пия: Минск, Национальная библиотека Беларуси, шифр 11Рк 473 (MH 16 1-3) /позитив/; 11Рк 474 (MH 16 1-3) /негатив/) (Тарэ-

лка, Цітавец 2011: 90).

Titowiec (2004); Drozd (2004); Кулинич (2007); Łapicz (2013); Тарэлка (2013б).

2 Иные транслитерации 1-й суры этой рукописи: Meredith-Owens, Nadson (1970: 170-171 – с воспроизведением соответствующей страницы рукописи); Drozd (1994: 85 – с набором в арабской графике); Suter (2004: 378-379).

¤¤¤

4 Китаб Милькамановича 1782/83 г. (частное собрание) (Jankowski, Łapicz 2000: 110)3.

5 Тефсир Али Буцутки 1788 г. (Библиотека Вильнюсского университета, F 3-392) (Мишкинене, Намавичюте, Покров- ская 2005: 11-12)4.

6 Тефсир последней четверти XVIII в. (Санкт-Петербург, Институт востоковедения Российской Академии наук, D 723) (Suter 2004: 448-483)5.

7 Тефсир начала XIX в. из Новогрудка (частное собрание)6.

8 Тефсир 1811-1825 гг. (Библиотека Восточного факультета Санкт-Петербургского университета, 867) (Антонович 1968:

97-100; Suter 2004: 484-515)7.

9 Коран 1839 г. (Гродненский государственный музей истории религии, КП 4738/КС-148) (Тарэлка, Цітавец 2011: 102- 104; Мишкинене 2011: 116-117).

10 Хамаил середины XIX в. (Гродненский государствен- ный музей истории религии, ЧЗ 1814) (Тарэлка, Цітавец 2011: 110-115; Мишкинене 2011: 110-113).

11 Коран 1857 г. из Узды (частное собрание) (Тарэлка, Ціта- вец 2011: 210).

12 Тефсир Али Якуба Ждановича 1858 г. (местонахождение неизвестно)8.

13 Тефсир Халиля Юзефовича второй половины XIX в. (частное собрание).

14 Китаб Аладдина Криницкого 1883 г. (частное собрание).

15 Китаб Мустафы Ждановича 1883 г. (частное собрание).

3 Описание, исследование и публикация всей рукописи (публикация 1-й суры, находящейся в рукописи на с. 106).

4 Иная транслитерация 1-й суры: Jankowski, Łapicz (2000: 110, nota 370).

5 Tранслитерация 1-й суры на с. 458.

6 Не исключено, что эта рукопись идентична Тефсиру 1843 или Тефсиру 1846 г., писанным Яхьей (Яном) Пултожицким (Новогрудок), см.: Drozd (2004: 240, Nr 16 i 17); Тарэлка, Цітавец (2011: 211, № 12 и 13).

7 Иная транслитерация 1-й суры: Suter (2004: 491).

8 Szynkiewicz (1935: 144a – публикация листа рукописи, содержащего 1-ю суру); Drozd (1994: 86 – набор в арабской графике и транслитерация, выполненные на основе предыдущей публикации).

¤¤¤

16 Тефсир А.В. Йозефова 1890 г. (Вильнюс, Национальный музей Литвы, R-13.012)9.

17 Хамаил Казанского университета середины XIX века – 1844 г. (сигнатура 3246 ар.)10: два варианта первой суры: а) на л. 11a-11b; б) на л. 28а.

18 Тефсир последней четверти XIX в. (Минск, Централь- ная научная библиотека им. Я. Коласа Национальной Акаде- мии наук Беларуси, П19–20/Ср4 (P 223)) (Тарэлка, Цітавец 2011: 27-28).

19 Тефсир конца XIX в. (частное собрание И. Конопацкого) (Suter 2004: 516-520)11.

20 Китаб из Постав второй половины XIX–начала XX в. (частное собрание).

Как видим, привлеченные к исследованию рукописи отно- сятся к четырем типам книг: Тефсир (1-3, 5-8, 12-13, 16, 18-19),

Китаб (4, 14-15, 20), Коран (9, 11) и Хамаил (10, 17). Именно рукописные тефсиры литовских татар являются основным источником, содержащим исследуемый славянский пере- вод Корана12.

Латинская транслитерация суры Аль-Фатиха по указан- ным спискам выполнена М.В. Тарелкой и И.А. Сынковой (3, 7, 9, 10, 11, 13, 14, 15, 17, 18, 20), Ч. Лапичем (4, 16), Г. Мишкинене

(5, 8), Й. Кульвицкой-Каминьской (1) и А. Люто-Каминьской (2). Мною также использованы опубликованные ранее транс- литерации, выполненные П. Сутером (6, 19) и А. Дроздом

12) по несколько иным правилам (что не слишком мешает настоящему исследованию) вне рамок осуществляемого про- екта и минимально адаптированные мною к используемому здесь шрифту.

Ниже перевод суры Аль-Фатиха (с указанием аятов) приводится параллельно по всем указанным источникам

9 Мишкинене, Намавичюте, Покровская (2005: 32-33 – фотография стра- ницы этой рукописи с 1-й сурой помещена в этом издании на цветной вшивке с ненумерованными страницами в качестве 3-го изображения).

10 Подробное описание рукописи: Мишкинене (2007: 264-278).

11 Транслитерация 1-й суры на с. 516.

12 См. обзор сохранившихся списков: Цітавец (2002: 63-68); Drozd (2004: 238-241).

¤¤¤

(обозначаются номерами приведенного выше перечня). В верхней строке (без нумерации) под звездочкой приведено выполненное мною транспонирование того же коранического текста в современную польскую орфографию, основанное на всей совокупности цитируемых рукописей и играющее роль реконструкции исходного текста польского перевода иссле- дуемой суры.

Польский перевод первой суры по арабскоалфавитным рукописям XVIII–XX вв.

Заголовок

1 rūzʒāl ʼū ḥwāle ḳśenġi sedm ājetūw 2

3

  1. E‘uziu billahi miń eszszejtanyrredżym (араб.)
  2. rozʒāl ʼo ḥwāle ḳsenġi sedem ājeẗow
  3. roźdzâl ō chwâle kśenge śedm ãjet‘ōw
  4. rozʒel ’o ḥwāle ḳsenġi sedem ’ajetow’
  5. rozʒāl ʼo ḥwāle ḳsenġi sedem ājeẗow 9

10

11

  1. roʒźał o xvale kśeng’i śedym ajetov
  2. roẓʒāl ’o ḥwāle ḳsenġi sedim ’ajetow’
  3. polecāmse pānu boġu ‘od šajṭānā pšeḳlenṭeġo ‘ūbiṭeġo
  4. [polec]āmse pānū boġū ’od šaṭānā pšeḳlencem ’ūbiṭeġo 16

17а 17б

  1. rozʒāl ’o ḥwāle ḳsenġi sedmi ’ajetow

¤¤¤

  1. rôẓdzâl ô chwâle kśengi śedmi âjet‘ew 20

Аят 1

12) - W imię Boga łaskawego miłoserdnego

    1. ʼw ʼime būġā lāṣḳāweġū m[i]lūserdneġū
    2. v îma bôga laskavago mlôserdnegô
    3. w ’ime boġā lāṣḳāweġo miloṣerneġo
    4. Biśmillahirrachmanirrachym (араб.)
    5. w ime boġā lāṣḳāweġo miloṣerdneġo
    6. w im[e] bōgâ laskâwegō milōṣerdnegō
    7. w ’ime boġā lāṣḳāweġo mileṣerdneġo
    8. w ime boġā lāṣḳāweġo miloṣerdneġo
    9. w ’īme būġā lāṣḳeweġū milūṣe[rdneġū]
    10. w ’īme boġā lāṣḳāweġo miloṣerdneġo
    11. w ’īme boġā lāṣḳeweġo miloṣerdneġo
    12. v im’e boga łaskawego m’iłoserdnego
    13. w ’imen boġā lāṣḳāweġo’ mileṣerdneġo’
    14. w ’ime boġā lāṣḳāweġe miloṣerdneġe
    15. w ’ime boġā lāṣḳāweġo miloṣerdneġo
    16. v īme boge laskavego miloserdnego

17а počinām ’īme būġā lāṣḳāweġū milūṣerdneġū 17б w ’īme būġā lāṣḳāweġ[ū] milūserdneġū

  1. w ’īme boġe lāṣḳeweġo miloṣerneġo
  2. w īme bôgâ lâskâwegô milôserdnegô
  3. w ’ime boġā lāṣḳāweġe miloṣerdneġo Аяты 2-3

12) - Najlepsza chwała Bogu Panu i prowizorowi światów

łaskawemu miłoserdnemu

    1. nālepšā ḥwālā boġū pānū ʼi prowiẓerowi swj‘ṭū

lāṣḳāw[e]mū miloṣerdnemū

¤¤¤

    1. najlepša chva[l]a bôgû, panu i prôvizorovi şvata

laskavemû, milôserdnemû

    1. nājlepšā ḥwálā boġū pānū ’i pruwiẓerūwi swieṭū

lāṣḳāwemū miloṣernemū

    1. najlepša xvala bogū panū provizerovi śvatu

laskavemū miloserdnemū

    1. nājlepšā ḥwālā bogu pānū i prowiẓerowi swàṭū

lāṣḳāwemū miloṣerdnemū

    1. nâjlepšâ chwala bōgū panū i prōwizōrōwi śwjátu

lâskâwemū miloserdnō’mu

    1. nājlepšā ḥwālā boġu pānu ’i prowiẓerowi swiāṭū’

lāṣḳāwemū’ miloṣernemū’

    1. nājlepšā ḥwālā bogu pānū i prowiẓorowī swāṭū

lāṣḳāwemū miloṣerdnemū

    1. nājlepšā ḥwālā boġū pānū ’i prowiżurowi swiejṭew

lāṣḳāwemū miloṣerdnemū

    1. nājlepšā ḥwálā boġu pānū ’i prāwiẓurowi swáṭū

lāṣḳāwemu miloṣerdnemū

    1. nājlepše ḥwālā boġu pānu ’i prowiẓurowi []

lāṣḳewemu miloṣerdnemu

    1. najlepša xvała bogu panu i prov’izorovi śv’atuv

łaskavemu i miłoserdnemu

    1. nājlepšā ḥwā[lā] boġū’ pānū’ ’i pšipirādirowī swāṭow’

lāṣḳāwemū’ miloṣerdnemū’

    1. nājlepšā ḥwālā boġu pānu ’i prowiẓerowi swāṭow

lāṣḳāwemū miloṣerdnemu

    1. nājlepšā ḥwālā boġū’ pānū’ prowiẓerowi swāṭow

lāṣḳāwemū’ miloṣerdnemū’

    1. najlepša xvala panu bogū panū všistk’ix şvatov

laskavemū miloserdnemu

¤¤¤

17а nājlepšā ḥwālā boġū pānū prowiżorūwi swiáṭow

lāṣḳāwemū miloṣerdnemu 17б nājlepšā ḥwālā būġū pānū prewiżārūwi swiáṭūw

lāṣḳāwemū milūṣerdnemū

  1. nājlepše ḥwālā boġu pānū ’i prowiẓārowi swāṭof

lāṣḳāwemu miloṣernemu

  1. nâjlepšâ chwâlâ bôgū’ pšeprôwâdirôwi śwâtôw

lâskâwemū milôserdnî

  1. nājlepšā ḥwālā boġu pānu prowiẓerowi swāṭow

lāṣḳāwemū miloṣerdnemu

Аяты 4-5

* Królowi Władcy dnia sądnego Tobie służę i kłaniam się i od Ciebie pomocy żądam

    1. ḳrūlowī [] dnā ṣondneġo ṭobe ṣlūže ʼi ḳlānāmse ʼi ʼūd cebe pomoci žondām
    2. krûlôvî dna sôndnegô. tôbe slûže i klanamśe i ôd cebe pômôci žôndam
    3. ḳrūlowī wlādci dnā ṣondneġo ṭobe ṣlūže ’i ḳlānāmse ’i ’od cebe pomoci žondām
    4. krolovi vlacce dna sondnemu tobe slūže i klanamśe i od cebe pomoci žandam
    5. ḳrolowī wladci dnā ṣondneġo ṭobe ṣlūže i ḳlānemse i ʼod cebe pomoci žondām
    6. krōlōwi wladci dnâ sōndnegō tōbe slūže i klânam-ṣe i ōd cebe pōmōci žōndâm
    7. ḳrolowi wlādnā dnā ṣondneġo ṭobe ṣlūže ’i ḳlānāmse ’i ’od

cebe pomocī-žondām

    1. ḳrolowī dnā ṣondneġo ṭobe ṣlūže i ḳlānāms̱ e i ʼod cebe pomocī žondām
    2. ḳrūlowi wlādci dnā ṣondneġo ṭobe ṣlūže ’i ḳlānāmse ṭobe ’i ’ud cebe pomoci žondām
    3. ḳrūlowi dlā dnā ṣondneġo ṭobe ṣlūže ’i ḳlánāmse [] ’i ’od cebe pomoci žondámi
    4. ḳrulowi wlādci dnā ṣendneġo ṭobe ṣluže ’i ḳlānāmse ṭobe ’i ’od cebe pomoci žondāmi

¤¤¤

    1. krulovi vładcy dńa sondnego tob’e słuže i kłańam śe i od ćeb’e pomocy žondam
    2. ḳrūlowī wlādci dná ṣondneġo’ ṭobe ṣlūžā ’i ḳlānāmse ’i ’od

cebe pomoci žondām

    1. ḳrūlowi wlādci dnā ṣendneġu ṭobe ṣlūže ’i ḳlānāmse ’i ‘o[d] cebe pomoci žendām
    2. ḳrūlowi wlāʒecelū dnā ṣondnemū ṭobe ṣlūže ’i ḳlānāmise ’i ’od cebe pomoci žondāmi
    3. krūlovi vladci dna sondnego tobe slūže i klanemśe i ōd cebe pomoci žondam

17а ḳrūlowi wlādci dniá ṣondneġo ṭobe ṣlūže ’i ḳlānāmse ṭobe ’i ’ūd cebe pomoci žūndem

17б ḳrūlūwi wlādci dniá ṣūndneġū ṭobe ṣlūže ’i ḳlānāmse ṭobe ’i ’ūd cebe būmūci žūndem

  1. ḳrūlowi wlādce dniā ṣondneġo ṭobe ṣlūže ’i ḳlānemse ṭobe ’i ’od cebe pomoci žondāmi
  2. krôlôwi wlâdci dnjá sôndnegô tôbe slūžâ i klânem-ṣe tôbe i ôd cebe pômôci žôndâm
  3. ḳrūlowi wlādci dnā ṣondneġo ṭobe ṣlūže ’i ḳlānāmse ’i ‘od cebe pomoci žondām

Аят 6

* Prowadź nas drogą prawdziwą

    1. prowāʒ nāṣ droġoŋ prāwʒiweŋ
    2. provadź nas drôgą pravdźivą
    3. prowāʒ nāṣ droġūŋ prewʒiwuŋ
    4. pr[ov]az nas druga pravzivo
    5. prowāʒ nāṣ droġoŋ prāwʒiwoŋ
    6. prâwadz nas drōgą prâwdziwą
    7. ’i prowāʒ nāṣ droġo prāwʒiwo’
    8. i prowāc nāṣ droġo prāwʒiwo
    9. prewāc nāṣ droġūŋ prāwʒiwuŋ
    10. ’i prowác nāṣ droġo práwʒiwo
    11. prewāc nāṣ droġā prāwʒiwān
    12. provaʒ nas drogą pravʒivą

¤¤¤

    1. ’i prowāc nāṣ droġo’ prāwʒiwon
    2. prowāʒ nāṣ droġo prāwʒiwe
    3. prowāʒ nāṣ droġo prāwʒiwā
    4. provac nas drogon pravziven

17а prowāc nāṣ droġo prāwʒiwo wiári musulmānskej 17б prūwāc nāṣ drūġū prāwʒiwū wiárī musulmānskej

  1. pšewāc nāṣ droġo prāwʒiwoŋ
  2. prôwâdz nâs drôgô prâwdziwô’
  3. prāwāc nāṣ w droġā prāwʒiwā Аят 7a

Twoja

    1. droġoŋ ḳṭūroŋ šlī lāṣḳāwci ṭwuje ʼi milūsnici nād nimi lāṣḳā ṭwojā
    2. drôgô ktûrą šli laskevci i mlôşnici, nad nimi laska tvoja,
    3. ṭo droġoŋ ḳṭūre šli lāṣḳāwci ṭwuje ’i milosnici nād nimi lāṣḳā ṭwojā
    4. to druga ktūre šli laskavci i milosnici nad nimi laska tvoja
    5. droġoŋ ḳṭūroŋ šli lāṣḳāwci i milosnici nād nimi lāṣḳā ṭwujā
    6. tō drōgą ktōre šlī laskawci twoje i milōṣnici nâd nimi laskâ twojá
    7. droġo’ ḳṭūre šli lāṣḳowci ṭwoje ’i milosnici nād nimi lāṣḳā ṭwojā
    8. drogo ḳṭoro šlī lāṣḳāwci ṭwoje i milosnici nād nimi lāṣḳā ṭwoje
    9. ṭū drūġūŋ ḳṭūre šlī lāṣḳāwci ṭwuje ’i milūsnici nād nimi lāṣḳā ṭwūje
    10. droġo ḳṭure šli lāṣḳāwci ṭwoje ’i milosnici nād nim lāṣḳā ṭwojā
    11. ṭo droġā ḳṭūre šli lāṣḳāwci ṭwuje ’i milośnici nād [] lāṣḳe ṭwoje
    12. kture šli łaskavcy tvoje i m’iłośnicy nad ńimi łaska tvoja
    13. ṭo droġon ḳṭūre šli lāṣḳāfci ṭwoje ’i nomesnici nād nimi lāṣḳā ṭwojā
    14. ṭo droġo ḳṭūro šli lāṣḳāwci ṭwoje ’i milosnici nād nimi lāṣḳā ṭwejā

¤¤¤

    1. droġo ḳṭūro šlī lāṣḳāwci ’i milosnīcī nād nimi lāṣḳā ṭwojā
    2. to drogo któron šli milosnici i laskavce tvoje miłość i laska tvoje nad nimi

17а ṭe droġū ḳṭorūn šlī lāṣḳāwci proroci milosnici ṭwoje

17б drūġū ḳṭūrū šlī prūrūci milūsnīci ṭwūje nād nemi ṭwujā lāṣḳā

  1. ṭo droġo ḳṭūre šli lāṣḳāwci ṭwoje ’i milosnici nād nimi lāṣḳā ṭwoje
  2. tô drôgô ktôre šli lâskâwci twôje i nâmeśnici nâd nīmi lâskâ

twôje

  1. ḳṭūre šli lāṣḳāwāc ’i milosnici nād nīmi lāṣḳā ṭwojā Аят 7b
    1. ne činīles ṣroġosci nād nimi ʼi ne bīlī blendnimi ʼi ẓweʒo- nimi dāj ʼi nām ṭāḳ
    2. a ti ne činileś strôgôści nad nimi, ã ônî ne bilî blondnimi i źvedźônimi. Daj nam tak
    3. ne činiles ṣroġosci nād nimi ’i ne bili blendnimi ’i ẓweʒo- nimi dāj nām ṭāḳ
    4. ne či[ni]leś zdrogości nad nemi i ne bili blendnemi i nam

daj tak

    1. nečiniles ṣroġosci nād nimi i nebilī blendnimi i żweʒonimi dāj i nām ṭāḳ
    2. ne-činileṣ srōgōṣci nâd nimi i ne-bilî blendnimi i zwedzō- nimi daj i nâm tâk
    3. ne činiles ṣroġosci nād nimi ’i ne bilī blendnimi ’i zweʒo- nimi dāj ’i nām ṭāḳ
    4. ne činiles ṣroġosci nād nimi i ne bilī blendnimi i zweʒonimi dāj i nām ṭāḳ
    5. ne činiles ṣrūġūsci nād nimi ’i ne bilī blendnimi ’i żweʒū- nimi dāj ’i nām ṭāḳ
    6. ne činiles ṣroġosci nād nim ’i ne bili blendnimi ’i zweʒo- nimi dáj ’i nām ṭāḳ
    7. ne činiles ṣtroġości nād nimi ’i ne bilī blendnimi ’i ẓweʒo- nimi dāj ’i nām ṭāḳ
    8. ńe čyniłeś srogośći nad ńimi i ńe byli błendnym’i i źv’eʒe- nym’i daj i nam tak

¤¤¤

    1. ne činiles ṣroġosci nād nimi ’i ne bilī blonʒoncimi ’i ẓwoʒe- nimi dāj ’i nām ṭāḳ
    2. ne činiles ṣroġosc nād nim ’i ne bili blendnimi ’i zweʒonimi dáj ’i nām ṭāḳ
    3. ne činīles ṣroġosci nād nīmi ’i ne bili blendnimi dāj ’i nām ṭāḳ
    4. ne činileś strogoşci nad nimi i ne bīli blondnemi daj i nam

tak

17а nečiniles ṣṭreġūsci nād nemi ’i nebili blodnemi ’i żweconemi dāj nām ṭāḳ ’amīn

17б nečiniles ṣṭrūġūsci ’i nebili żweʒonemi ’i blūdn[e]mi dāj nām ṭāḳ

  1. ne činiles ṣroġosci nād nimi ’i ne bili blendnimi ’i ẓweʒo- nimi dāj ’i nām ṭāḳ
  2. ne-činileṣ strôgôści nâd nimi i ne-bîli blôndôncimi i ẓwô- dzônīmi dâj i nâm tâk
  3. nečiniles ṣroġosci nād nimi ’i nebili blendnimi ’i ẓweʒonāmi dāj nām ṭāḳ

Все рассмотренные источники содержат тот же самый перевод 1-й суры Корана13. Взаимное сопоставление 21-й руко- писной версии суры Аль-Фатиха (с учетом двух ее вариантов в источнике № 17) обнаруживает значительную стабильность рассмотренного текста и его языкового выражения: вто- ричные отклонения отдельные списков, естественные для рукописной традиции, не затемняют их единой текстовой и лингвистической основы, что позволяет с большой долей вероятности восстановить исходный облик польского пере- вода (представлен выше в первой, ненумерованной строке под звездочкой) на всех уровнях, кроме орфографического (и, соответственно, фонетического).

Во всех исследуемых списках 1-я сура выписана по-поль- ски14, и ни в одном из них славянский перевод этого текста не изложен на руськой мове, как это бывает в некоторых китабах

13 Единство славянского перевода Корана в сохранившихся литовско-та- тарских списках Тефсира неоднократно отмечалась, см.: Сутер (1996: 55); Jankowski, Łapicz (2000: 110, nota 370); Drozd (2004: 243).

14 О польской языковой природе перевода Корана в списках тефсира литов- ских татар см. также: Сутер (1996: 51-52, 55-56).

¤¤¤

в отношении иных сур (Антонович 1968: 19-20). Рассмотрен- ный нами материал, при всей его текстовой ограниченно- сти, не подтверждает высказывавшегося ранее предположе- ния о существовании руськомовного перевода Корана (ср.: Сутер 1996).

Эта ситуация принципиально отлична от входящего в китабы Диалога пророка Мухаммеда с шайтаном; его списки четко разделились на две почти равновеликие группы по лингвистическому признаку: руська мова (5 списков) и поль- ский язык (6 списков) (Мишкинене, Темчин 2013). Иная, но по сути сходная картина наблюдается в славянском переводе легенды Мирадж, также содержащемся в китабах и исследо- ванном по восьми рукописям: семь из них содержат русько- мовный текст и лишь одна – польский (Мишкинене 2013). Языковая неоднородность арабскоалфавитных рукописей литовских татар неоднократно отмечалась и ранее (cм.: Анто- нович 1968: 22-30; Łapicz 1991).

Вряд ли можно сомневаться в том, что при наличии в литовско-татарской рукописной традиции двух языковых версий одного и того же славянского текста исходным явля- ется руськомовный, а польский – вторичным, отражающим языковую полонизацию сначала социально привилегирован- ных, а затем и городских слоев общества ВКЛ, получившую значительное распространение с середины XVI в.

На этом фоне наличие в татарских рукописях единой (польскоязычной) версии суры Аль-Фатиха может свидетель- ствовать в пользу значительно более позднего происхожде- ния рассматриваемого перевода по сравнению с переводом указанных выше текстов из рукописных китабов (cр. Тарэлка 2013: 179). Если рассматриваемый перевод Корана датируется специалистами в промежутке с первой половины XVI в. до второй половины XVII в., то конец указанного периода пред- ставляется более вероятным по сравнению с его началом.

Однако данный вывод правомерен лишь в том случае, если польский перевод Корана был выполнен самими литовскими татарами. Совсем иное дело, если перевод принадлежит Петру Старковецкому: если оригинал или список с него имелся в королевской канцелярии, то сотрудники последней вполне

¤¤¤

могли передать его наиболее заинтересованной аудитории – литовским татарам, которые для пополнения своих арабско- алфавитных рукописей активно использовали, с соответству- ющей адаптацией содержания для мусульман, различные польские источники христианского происхождения (cм.: Drozd 1995; Drozd 1996; Drozd 1997; Drozd 2000; Drozd, Dziekan,

Majda 2000: 30-33; Тарэлка, Сынкова 2009: 254-299; Łapicz

2009; Radziszewska 2009; Radziszewska 2011; Radziszewska 2012). Связи королевской канцелярии с татарскими кругами вполне возможны, поскольку в конце XVI-начале XVII века некоторые татары служили в ней писарями арабского языка (Kryczyński 1938: 163).

При этом возможное авторство сразу двух переводчиков – Петра Старковецкого и Урии ибн Измаила – не обязательно является альтернативным: если, предположим, минский имам использовал труд королевского переводчика, записы- вая его польский текст Корана арабскими буквами в Тефсир в качестве подстрочника (дословно или же в собственной обра- ботке) – так, чтобы он соответствовал арабскому оригиналу, то такая деятельность с полным правом могла быть названа переводческой, поскольку в культурной традиции ВКЛ смена графического облика текста (например, с латиницы на кирил- лицу) служила важнейшим показателем перевода.

Хронология событий не противоречит этому гипотетиче- скому сценарию: Петр Старковецкий умер в какой-то момент после 1644 г., тогда как Урия ибн Измаил писал свой тефсир в 1686 г. Более того, высказанная выше догадка способна объ- яснить еще два обстоятельства: а) знакомство переводчика Корана на польский язык с католической религиозной терми- нологией15, вполне естественное при авторстве П. Старковец- кого; б) наличие латинографичных вставок в арабскографич- ном польском переводе, вторично вписанном в Псковский Коран 1682 года (cм.: Крачковский 1955: 163; Тарэлка 2013б: 296). Создается впечатление, что владелец этой рукописи вписы- вал в нее польской перевод Корана и дополнительно проверял

15 О ее наличии в польском тефсирном переводе Корана см.: Drozd (2004: 244).

¤¤¤

его, пользуясь латинографичным оригиналом, из-за чего он изредка и сам сбивался на латинскую графику.

Не исключено, что данный список Корана является первой попыткой подстрочно расположить польский перевод, перво- начально существовавший вполне самостоятельно, под ори- гинальным арабским текстом. Книжник ставил себе целью не просто испробовать составление подобного подстрочника, а верифицировать общее содержание польского перевода при помощи арабского оригинала. Для такой верификации было достаточно приписать к арабскому тексту Корана 1682 года отдельные выборки из латинографичного польского пере- вода, одновременно переводя их на арабскую графику.

Если действительно первый польскоязычный Тефсир был составлен Урией ибн Измаилом в 1686 году16, то пробные арабскоалфавитные польские приписки тефсирного типа к Корану 1682 года могли возникнуть в промежутке с 1682 по 1686 г.

После исследования всего польского перевода Корана, содержащегося в рукописных тефсирах литовских татар, вероятно, можно будет ответить на вопрос о его польском (христианском) либо литовско-татарском (мусульманском) происхождении: лишь в первом случае перевод будет свобо- ден от восточных религиозных терминов, обычных в славян- ской арабскоалфавитной письменности литовских татар (ду’а ‘молитва’ и под.). Если же восточные термины в нем будут обнаружены, то показательной станет степень последова- тельности их употребления и соответствия арабскому и/ или турецкому тексту Корана: недостаточная либо неполная последовательность может служить показателем вторичного редактирования, совершенного при вписывании польского перевода в татарский Тефсир.

Наконец, христианское происхождение польского пере- вода Корана, представленного в рукописных тефсирах, ока- зывается вероятным также с типологической точки зрения, поскольку, по данным М.В. Тарелки, лишь частично опу- бликованным, в рукописных тефсирах встречаются и иные

16 Соответственно, сам тефсир, содержащий колофон этого года, был соз- дан несколько позже, см.: Тарэлка (2006: 41).

¤¤¤

славянские (христианские) переводы Корана, записанные литовскими татарами арабской графикой: польский перевод Я.М. Тарак-Бучацкого, изданный в Варшаве в 1858 г., действи- тельными авторами которого, вероятно, являются филоматы И. Домейка и Д. Хлевинский (Тарэлка 2013a: 174, прим. 1); русский перевод Г.С. Саблукова, впервые изданный в Казани в 1878 г. и некоторые другие.

Заголовок начальной суры, если он вообще имеется, разли- чен в списках Тефсира (*Rozdiał o chwale Księgi siedem ajatów) и Китаба (*Polecam się Panu Bogu od szajtana przeklętego ubitego). Первый заголовок (*Rozdiał o chwale Księgi siedem ajatów) былизвестенсредневековойхристианскойтрадиции в латинском переводе: Capitulum azoare, matris libri, septem uerba continens ‘Раздел суры, матери Книги, содержащей семь сти- хов’, восходящем к выполненному Робертом Кеттонским (ок. 1110-ок. 1160) переводу Корана и отражающем альтернативное арабское название первой суры Umm al-Kitāb ‘матерь Книги’ (Starczewska 2013: 34-35). Можно думать, что в польском заго- ловке выражение *Rozdiał o chwale передает иное название той

же суры – сура хвалы.

Может показаться, что второй заголовок в китабе № 15 содер- жит вторичное искажение (’od šaṭānā pšeḳlencem ’ūbiṭeġo), спро- воцированное предшествующей глагольной формой (*polecam się). Однако в Тефсире 1686 г. перед 114-й сурой выписана фор- мула Polecam sie Panu Bogu od szetana preklenstwem ubitego (л. 513 об.) (Drozd 2004: 247). Следовательно, представляется более вероятным, что вторичное искажение, обусловленное анти- ципацией – влиянием последующей грамматической формы на предыдущую, содержится китабе № 14 (‘od šajṭānā pšeḳlenṭeġo ‘ūbiṭeġo). Эта фраза является переводом соответствующей арабской формулы E‘uziu billahi miń eszszejtanyrredżym ‘Uciekam się do Boga przed przeklętym/ukamienowanym szatanem’, содер- жащейся (без перевода) непосредственно перед сурой Аль-Фа- тиха в китабе № 4.

Ниже в особых подразделах будут описаны лингвисти- ческие и текстологические особенности отдельных списков либо их групп.

¤¤¤

Языковые явления

Арабский текст без славянского перевода содержится в китабе № 4, где таким образом выписана басмала, являю- щаяся первым аятом данной суры, а также предваряющая ее арабская формула, польский перевод которой представлен в китабах № 14 и 15. Любопытно, что перевод басмалы приве- ден в ином месте китаба № 4 (л. 80) (Jankowski, Łapicz 2000: 98).

Рутенизация исходного польского перевода заметна в нескольких местах тефсира № 2 (что уже отмечалось) (cм.: Meredith-Owens, Nadson 1970: 158), преимущественно в началь- ной части суры: laskavago (*łaskawego, аят 1), şvata (światów, аят 2), где окончание -ū многих иных наиболее ранних списков, видимо, понятое переписчиком как польское окончание родительного падежа ед. ч. муж. р., было заменено им соот- ветствующим белорусским окончанием -а.

Результаты процесса грамматической рутенизации видны также в словоформах типа Wladce (*Władcy, аят 4) списков № 4 и 18 и в словоформе miloserdnō’mu (*miłoserdnemu, аят 3) теф- сира № 6. В глагольном окончании аналогичный процесс про- явился в написании типа služa (*służę, аят 5) тефсиров № 13 и 19, а также во вторичной предложной конструкции w droġā (*w drogę, аят 6) китаба № 20 (см. ниже в подразделе, посвя- щенном грамматической амплификации)17.

Фонетико-орфографическая рутенизация в виде спора- дического акания зафиксирована в написаниях prâwadz (*prowadź, аят 6) тефсира № 6 и prāwāc китаба № 20 (то же), а также в формах, соответствующих *prowizorowi (аят 2): prāwiẓurowi хамаила № 10, prewiżārūwi хамаила № 17 (версия б), prowiẓārowi тефсира № 18, а также, видимо, pšipirādirowī теф- сира № 13 и pšeprôwâdirôwi тефсира № 19 (о лексической стороне последних двух форм см. подраздел, посвященный ошибоч- ной интерпретации).

17 Произношение польского -ę как [-a] характерно, разумеется, не для самого белорусского языка, а для местных польских говоров Литвы (polszczyzna kresowa).

¤¤¤

Лексическая рутенизация проявилась во введении позд- него церковнословянизма wlāʒecelū (*Władcy, аят 4)18 в китаб

№ 15. Видимо, сюда же следует отнести замену исходного

*miłośnicy (аят 7) на христианский (судя по семантике, также церковнославянский) термин namiestnicy в тефсирах № 13 и 19. Разнородность приведенных выше примеров и их фикса- ция в единичных списках свидетельствуют о том, что они не восходят к исходному переводу, а рутенизация была вторич- ным процессом, накладывавшимся на первоначальную поль- скую языковую основу перевода Корана в ходе позднейшей

переписки.

Языковая рутенизация, выявленная в некоторых списках 1-й суры, очень поверхностна по сравнению с той, что обнару- живается в руськомовных коранических цитатах рукописных китабов литовских татар. Однако присутствие ее следов в 5-и тефсирах из 12-и, в обоих хамаилах и в 3-х китабах из 4-х не противоречит предположению П. Сутера о том, что содержа- щиеся в китабах руськомовные коранические цитаты воз- никли в результате вторичной, но значительной рутенизации исходно польского тефсирного перевода Корана, обуслов- ленной преимущественно руськомовной языковой основой литовско-татарских рукописных китабов19. Впрочем, послед- нее мнение поставлено под сомнение (Тарэлка 2013a: 178, 180).

Дополнительная полонизация исходного текста прово- дилась в ряде списках в связи с тем, что иногда формы, оди- наково возможные в польском языке и руськой мове, воспри- нимались некоторыми переписчиками как руськомовные и потому заменялись на иные, однозначно польские формы. Этот процесс можно рассматривать как разновидность язы- ковой гиперкоррекции, когда исправлению подвергались вполне исправные явления, ошибочно интерпретированные как неправомерные.

В области словообразования таким можно считать при- ставку в словоформе prewāc (*prowadź, аят 6) коранических

18 В церковнославянской традиции эта лексема употреблялась лишь с начала XVII в., см.: Бархударов (1975: 210).

19 Ср.: „<…> цитаты из Корана в китабах приняли белорусский характер благодаря своему белорусскому контексту”, см.: Сутер (1996: 52).

¤¤¤

списков № 9 и 11, а с дополнительным фонетическим измене- нием – в pšewāc (там же) тефсира № 18, а также в двух взаимос- вязанных искаженных чтениях pšipirādirowī (*prowizorowi, аят 2) тефсира № 13 и pšeprôwâdirôwi (там же) тефсира № 19. С усилением польской языковой стихии связана синони- мическая замена: употребление причастия типа błądzącymi (вместо прилагательного *błędnymi, аят 7) в тех же тефсирах

№ 13 и 19.

Влияние польской орфографии проявилось в написании конечного носового согласного в списке № 13 w ’imen (*w imię, аят 1) при его отсутствии в иных исследованных источниках.

Текстовые явления

Пропуск более или менее значительного фрагмента тек- ста наблюдается в нескольких рукописях. Некоторые пропу- ски могут объясняться явлением homoioteleuton: таковы слова

*i zwiedzionymi (аят 7) – в источниках № 4, 15, 16; а также выра- жение *nad nimi łaska Twoja (аят 7) в хамаиле № 17 (версия а)

Кроме того, оказались пропущенными: слова *Panu i (аят 2) в тефсире № 19; сочетание *nad nimi в хамаиле № 17 (версия б; аят 7); словоформа *Władcy (аят 4) – в тефсирах № 2 и 8; местои- мение *Twoje (аят 7) – в рукописях № 2, 4, 5, 15 и 20; словоформа

*drogą (там же) – в тефсире № 12 и китабе № 20.

Пропуск соединительного союза во фрагменте *Daj i nam tak

(аят 7) обнаруживают источники № 2, 3, 17 (обе версии) и 20;

в сочетании *Panu i prowizorowi (аят 2) – рукописи № 4, 15, 17 (обе версии), 19, 20 и, видимо, 16; во фрагменте *łaskawcy Twoje i miłośnicy (аят 7) – обе версии хамаила № 17, в которых допол- нительно, но с разной степенью аккуратности, проведена лек- сическая замена łaskawcy na prorocy (см. ниже).

¤¤¤

Из пропусков отдельных букв и огласовок стоит отметить чтение ṣroġosc nād nim (*s(t)rogości nad nimi, аят 7) китаба № 14, где пропуск конечных гласных в обеих формах привел к изменению грамматических характеристик слов. Подобное явление дважды представлено в хамаиле № 10: nād nim (*nad nimi, аят 7, bis).

Перестановка слов наблюдается в текстовых вариан- тах milosnici i laskavce tvoje (*łaskawcy Twoje i miłośnicy, аят

7) и miłość i laska tvoje nad nimi (*nad nimi łaska Twoja, там же) в тефсире № 16; в словосочетаниях ṭwujā lāṣḳā (*łaska Twoja, там же) и żweʒonemi ’i blūdn[e]mi (*błędnymi i zwiedzionymi, там же) источника № 17б; во фрагменте i nam daj tak (*Daj i nam tak, там же) китаба № 4; а также в выражении lāṣḳāwci proroci milosnici ṭwoje источника № 17а (*łaskawcy Twoje i miłośnicy, там же) и prūrūci milūsnīci ṭwūje (то же) источника № 17б, которые по данному признаку (одинаковая перестановка слова *Twoje) оказываются взаимосвязанными.

Метатеза гласных соседних слогов обнаруживается в чте- нии ẓwoʒenimi (*zwiedzionymi) тефсира № 13 (в текстологически родственном списке № 19 представлено написание ẓwôdzônīmi, производящее впечатление еще более позднего).

Влияние предшествующего контекста проявилось в дополнительном повторе местоимения в конце синтагмы

*Tobie służę i kłaniam się (аят 5) в списках № 9, 11, 17 (обе версии), 18 и 19. Сюда же относится форма дательного падежа типа sądnemu (вместо *sądnego, аят 4) китабов № 4 и 15, вторично появившаяся под влиянием предшествующих форм дат. п. (*Królowi Władcy). Выражение miłość i laska tvoje (вместо исход- ного *łaska Twoja, аят 7), в котором первое слово прибавлено вторично, тефсира № 16 вызвано предшествующим фрагмен- том *łaskawcy Twoje i miłośnicy (там же), подвергшимся в данной рукописи метатезе существительных.

Не исключено, что влиянием предшествующего контекста объясняется переосмысление синтаксической связи между словами, отраженное во вторичном варианте типа księgi sedmi ajatów (вместо *Księgi siedem ajatów) тефсиров № 18 и 19.

Антиципация последующего текста (когда словоформа дополнительно вписывается ранее того места, где исходно

¤¤¤

употреблялась) проявляется в тефсире № 16: xvala panu bogū panū (*chwala Bogu Panu, аят 2). Грамматическая антиципа- ция видна в форме мн. ч. ḳlānāmise (вместо ед. ч. *kłaniam się, аят 5) китаба № 15, последующий контекст которого также содержит глагольную словоформу во мн. ч. žondāmi (вместо ед. ч. *żądam). Вероятно, сюда же следует отнести текстовой вариант ‘od šajṭānā pšeḳlenṭeġo ‘ūbiṭeġo (вместо *przekleństwem ubitego) в китабе № 14.

Частичная антиципация представлена в тефсире № 7 ḳrolowi wlādnā dnā (*Królowi Władcy dnia, аят 4), где последующая сло- воформа повлияла на окончание предыдущей, значительно исказив его. В тефсире № 6 окончание последующего суще- ствительного повлияло на окончание предыдущего в словосо- четании chwâle kśenge (вместо *chwale Księgi). Похожее явление присутствует также в словосочетании laskavce tvoje (*łaskawcy Twoje, 7 аят) тефсира № 16.

На орфографическом уровне то же явление представлено написанием źv’eʒenym’i (*zwiedzionymi, аят 7), где первая глас- ная буква появилась под влиянием последующего, в тефсире

№ 12.

Реинтерпретация текста встретилась лишь однажды – это употребление формы мн. ч. żądamy вместо исходной формы ед. ч. с последующим соединительным союзом *żądam i (окон- чание 5-го и начало 6-го аята), представленное в списках № 10, 11, 15 и 18, причем лишь в первом из них после формы мн. ч. следует соединительный союз, в остальных же трех случаях между этой формой и союзом наблюдаются отношения допол- нительной дистрибуции, что вряд ли случайно – тем более, что одновременно почти во всех случаях (кроме формы ḳlānā- mise в китабе № 15) оба предшествующих глагола сохраняют форму единственного числа. По всей видимости, фрагмент текста *żądam i был понят некоторыми переписчиками как словоформа żądamy.

Ошибочная интерпретация синтаксических связей между словами видна в немотивированной, но осмыслен- ной (в рамках ближайшего контекста) коррупции lâskâwemū milôserdnî (*łaskawemu miłoserdnemu, аят 3) в тефсире № 19.

¤¤¤

Не исключено, что тем же явлением обусловлено написа- ние nājlepše (в словосочетании *Najlepša chwala, аят 2) источ- ников № 11 и 18, если обсуждаемая форма действительно явля- ется наречием najlepsze (которое в этом контексте не слишком уместно), а не чисто орфографическим вариантом прилага- тельного najlepsza.

Сюда же относится ошибочная интерпретация слово- формы *prowizorowi (аят 2) как соотнесенной с польским гла- голом przeprowadzić ‘прoвести’ и/ или przyprowadzić ‘приве- сти’, которая проглядывает во взаимосвязанных написаниях pšipirādirowī тефсира № 13 и pšeprôwâdirôwi тефсира № 19.

Лексические замены (не связанные с языковой рутени- зацией) можно усмотреть в следующих случаях: počinām ’īme būġā (*W imię Boga, аят 1) в источнике № 17а (предлог почему-то заменен глагольной формой); замена словоформы łaskawcy на уточняющee prorocy проведена в источнике № 17б (šlī prūrūci milūsnīci ṭwūje – * szli łaskawcy Twoje i miłośnicy, аят 7), тогда как в параллельной версии той же рукописи (№ 17а) наблюда- ется паракоррекция – новое слово вставлено, а старое не устра- нено, в результате чего образовалось так называемое слитное чтение (šlī lāṣḳāwci proroci milosnici ṭwoje).

Лексические замены, обусловленные состоянием анти- графа. Чтение ḳrūlowi dlā dnā ṣondneġo (*Królowi Władcy dnia sądnego, аят 4) хамаила № 10, видимо, объясняется случай- ным пропуском второго слога в словоформе *Władcy, когда оставшееся бессмысленное wła было понято как предлог dla (начальные формы арабских букв вав и даль имеют схожее начертание).

Неосмысленные чтения фиксируются в тефсирах № 13 pšipirādirowī и № 19 pšeprôwâdirôwi (*prowizorowi, аят 2), при- чем сходное искажение в этих рукописях может свидетель- ствовать об их общем архетипе. Не исключено, что эта десе- мантизированная форма дала начало параллельному (более осмысленному) варианту тефсира № 16 všistk’ix, фонетически сходному с ней в своем начале.

Грамматически неосмысленным и не соответствую- щим контексту является вариант lāṣḳāwāc (*łaskawcy, аят 7) китаба № 20.

¤¤¤

Амплификация на синтаксическом уровне проявилась в добавлении соединительного союза в начале 6-го аята (с последующем его переосмыслением как окончания мн. ч. предшествующей глагольной формы в некоторых рукописях) в списках № 7, 8, 10, 11, 13, 15 и 18. Подобным образом соедини- тельный союз вторично вставлен между однородными чле- нами предложения в тефсире № 12 – łaskavemu i miłoserdnemu (аят 3)20.

К грамматической амплификации следует отнести добав- ление местоимения tą перед *drogą którą (начало 7-го аята) в источниках № 3, 4, 6, 9, 11, 13, 14, 16, 17 (версия а), 18 и 19; допол- нительное введение предлога (потребовавшего изменения падежа следующего существительного) во фрагменте prāwāc nāṣ w droġā (*Prowadź nas drogą, аят 6) в китабе № 20, а также добавление союзов и местоимений во фрагменте a ti ne činileś strôgôści nad nimi, ã ônî ne bilî blondnimi (*nie czyniłeś s(t)rogości nad nimi i nie byli błędnymi, аят 7) тефсира № 2.

Наиболее ярки случаи лексической амплификации: введе- ние дополнительного определения wiary muzułmańskiej после фрагмента *Prowadź nas drogą prawdziwą (аят 6) в обеих версиях хамаила № 17 (явно взаимосвязанных), а также конечного ’amīn после заключительного аята суры Аль-Фатиха в вер- сии а того же источника (№ 17а), что полностью соответствует исламской традиции.

Выводы

Несмотря на ограниченность рассмотренного текстового материала, в нем выявляются некоторые тенденции, позво- ляющие сделать предварительные обобщения.

7) 1. Рукописи № 2, 4, 6, 10, 11 (об этом списке см. ниже послед- ний пункт выводов), 13, 15, 17, 18, 19 и 20 обнаруживают легкую

20 Подобным образом соединительный союз между этими же словами поя- вился в переводе басмалы (первого аята) суры Аль-Фатиха на л. 80 китаба

№ 4, см.: Jankowski, Łapicz (2000: 98).

¤¤¤

вторичную рутенизацию польского текста на разных язы- ковых уровнях. При этом следы знакомства переписчиков с церковнославянской (христианской) терминологией, кото- рую следует считать особым видом рутенизации, заметны лишь в источниках № 13, 15 и 19. Примечательно, что языковые изменения данного типа не зависят от времени написания рукописей.

7) 1. Списки № 9, 11, 13, 18 и 19 характеризуются легкой допол- нительной полонизацией текста, наблюдаемой со второй четверти XIX в. В трех из пяти указанных рукописей этот вторичный процесс наложился на хронологически более ран- нюю рутенизацию. 2. Механические пропуски разных видов (от отдельной буквы до текстового фрагмента) наиболее характерны для источников № 17а, 17б и 20 (по четыре примера) и № 2, 4 и 15 (по три примера); метатеза – для версии № 17б (три случая) и тефсира № 16 (два случая); влияние предшествующего кон- текста – для тефсиров № 18 и 19 (по два примера); антиципа- ция – для тефсира № 16 (дважды), а амплификация разных видов – для источников №17а (три примера), а также № 10 и 13 (по два примера). Преобладание здесь поздних источников объясняется тем, что подобные видоизменения возникали постепенно, накапливаясь от списка и списку. 3. Китабы № 4 и 15 текстологически взаимосвязаны и вос- ходят к общему архетипу, о чем свидетельствуют, в частно- сти, одинаковые пропуски местоимения *Twoje (7 аят) и фраг- мента *i zwiedzionymi (там же), а также общая вторичная форма дат. п. типа sądnemu (вместо *sądnego, аят 4). 4. Текстологически взаимосвязаны и восходят к общему источнику также тефсиры № 13 и 19, обнаруживающие ряд черт: похожий пример коррупции pšipirādirowī и pšeprôwâdirôwi (*prowizorowi, аят 2) соответственно; христианскую (церков- нославянскую) терминологию в виде namiestnicy (*miłośnicy, аят 7); польское причастие типа błądzącymi (вместо прилага- тельного *błędnymi, аят 7) и даже нестандартное окончание в služa (*służę, аят 5).

¤¤¤

7) 1. К общему архетипу восходят также две текстовые вер- сии, помещенные в хамаиле № 17, что видно по следующим схождениям: повтор местоимения в конце синтагмы *Tobie służę i kłaniam się (аят 5), введение дополнительного опреде- ления wiary muzułmańskiej после фрагмента *Prowadź nas drogą prawdziwą (аят 6), одинаковая перестановка слова Twoje во фразе *łaskawcy Twoje i miłośnicy (аят 7), а также проведенная с разной степенью аккуратности лексическая замена łaskawcy na prorocy (там же). 2. Наибольшее количество вторичных языковых и тексто- вых изменений в переводе 1-й суры обнаруживают тефсир № 19 (13 примеров), обе версии хамаила № 17 (по 11 примеров), тефсиры № 13 (10 примеров), 16 (9 примеров), 18 (9 примеров), 2 (7 примеров) и китабы № 15 (8 примеров), 20 (8 примеров) и 4 (7 примеров). Они наименее ценны для восстановления исход- ного перевода. В этой группе преобладают источники относи- тельно позднего происхождения (вторая половина XIX в.). 3. Лишь один из рассмотренных списков 1-й суры – тефсир

№ 1 – практически совпадает с восстанавливаемым исход- ным переводом (и, возможно, незначительно отстоит от него по времени). Все остальные версии представляют уже более или менее видоизмененные в языковом и текстуальном отно- шении версии. Среди них наименьшее количество вторич- ных языковых и текстовых изменений в переводе 1-й суры содержат списки № 5 (одна инновация), а также 3, 7 и 8 (по два изменения). Все эти источники являются относительно ран- ними списками Тефсира, созданными не позже первой чет- верти XIX в. Если подобную картину даст текстологическое изучение иных сур, выбранных из разных мест Корана, то этими пятью рукописями (№ 1, 3, 5, 7 и 8) можно будет огра- ничиться при восстановлении исходного польского перевода данной книги.

7) 1. Выявление наиболее консервативных (текстологически ценных) списков способно уточнить реконструкцию исход- ного перевода в тех случаях, когда иным способом это сде- лать затруднительно. Такой является форма *s(t)rogości (аят 7): из 21-го варианта суры взятый в скобки согласный отражен в семи версиях (№ 2, 4, 11, 16, 17а, 17б, 19), не ограниченных

¤¤¤

определенной хронологией, что не исключает возможно- сти того, что это – слабораспространенный архаизм. Однако выявленные консервативные источники (№ 1, 3, 5, 7, 8) не содержат указанного согласного, который, следовательно, не восходит к первоначальному переводу, а является еще одним примером вторичной рутенизации первоначального поль- ского перевода. Такое заключение не противоречит сделан- ному ранее выводу о круге источников, отражающих процесс языковой рутенизации (списки № 2, 4, 6, 10, 13, 15, 17а, 17б, 18, 19 и 20), который теперь следует пополнить списком Корана № 11.

Библиография

АНТОНОВИЧ A.К., 1968, Белорусские тексты, писанные араб- ским письмом, и их графико-орфографическая система, Виль- нюс.

БАРХУДАРОВ С.Г. (ред.), 1975, Словарь русского языка XI–XVII вв.,

вып. 2, Москва.

КРАЧКОВСКИЙ И.Ю., 1955, Рукопись Корана в Пскове, [w:] И. Ю. Крачковский, Избранные сочинения, т. 1, Москва – Ленин- град, s. 162-165 (= Доклады Российской Академии наук, серия В, 1924, октябрь-декабрь, s. 165-168).

КУЛИНИЧ Е.В., 2007, Перевод Корана в среде литовских татар: история и перспективы изучения, [w:] С.В. Пахомов (ред.), Четвертые Торчиновские чтения. Философия, религия и куль- тура стран Востока: Материалы научной конференции (Санкт-Петербург, 7-10 февраля 2007 г.), Санкт-Петербург,

s. 138-146.

МИШКИНЕНЕ Г., 2007, По следам Казанского китаба КУ-1446,

„Senoji Lietuvos literatūra”, kn. 24, Vilnius, s. 263-285.

МИШКИНЕНЕ Г., 2011, Сводный каталог арабскоалфавитных рукописей литовских татар: коллекция Гродненского госу- дарственного музея истории религии, „Slavistica Vilnensis”, Kalbotyra 56 (2), Vilnius, s. 93-120.

¤¤¤

МИШКИНЕНЕ Г., 2013, О текстологии рукописных китабов литовских татар: легенда Мирадж, „Slavistica Vilnensis”, Kalbotyra 58 (2), Vilnius, s. 99-117.

МИШКИНЕНЕ Г., НАМАВИЧЮТЕ С., ПОКРОВСКАЯ Е., 2005,

Каталог арабскоалфавитных рукописей литовских татар,

Вильнюс: изд-во Вильнюсского университета.

МИШКИНЕНЕ Г., ТЕМЧИН С.Ю., 2013, О текстологии рукопис- ных китабов литовских татар: Диалог пророка Мухаммеда с шайтаном, [w:] J. Kulwicka-Kamińska, Cz. Łapicz (red.), Tatarzy Wielkiego Księstwa Litewskiego w historii, języku i kulturze, Toruń, s. 211-230.

СУТЕР П., 1996, Существует ли белорусский перевод Корана (теф- сир)?, [w:] Другая Міжнародная навукова-практычная канфе- ренцыя „Ісламская культура татараў мусульман Беларусі, Літвы і Польшчы і яе ўзаемадзеянне з беларускай і іншымі куль- турамі” (Менск, 19-20 траўня 1995 г.), ч. 1, Менск, s. 50-56.

ТАРЭЛКА М. У., 2006, Калафоны мінскага тафсіра 1098/1686 г.,

„Здабыткі”: Дакументальныя помнiкi на Беларусi, вып. 8, Мінск, s. 34-43.

ТАРЭЛКА М. У., 2013 а, Пераклад Карана на беларускую мову, створаны татарамі былога ВКЛ (праблема існавання), [w:] А. А. Лукашанец (ред.), Мовазнаўства. Літаратуразнаў- ства. Фалькларыстыка: XV Міжнародны з’езд славістаў (Мінск, 20-27 жніўня 2013 г.): Даклады беларускай дэлега- цыі, Мінск, s. 173-182.

ТАРЭЛКА М. У., 2013 б, Пскоўскі Каран 1093/1682 г. Новыя звесткі, [w:] J. Kulwicka-Kamińska, Cz. Łapicz (red.), Tatarzy Wielkiego Księstwa Litewskiego w historii, języku i kulturze, Toruń, s. 291-306. ТАРЭЛКА M. У., СЫНКОВА I. А., 2009, Адкуль пайшлі ідалы: Помнік рэлігійна-палемічнай літаратуры з рукапіснай спад-

чыны татараў Вялікага Княства Літоўскага, Мінск.

ТАРЭЛКА М. У., ЦІТАВЕЦ А. І., 2011, Рукапісы татараў Беларусі канца XVII-пачатку XX ст. з дзяржаўных кнігазбораў краіны: Каталог, Мінск: Беларуская навука.

ЦІТАВЕЦ А., 2002, Тафсіры калекцыі Цэнтральнай навуковай біблиятэкі НАН Беларусі, „Байрам”, вып. 42, Мінск, s. 63-68. DROZDA.,1994,Zastosowanie pisma arabskiego do zapisu tekstów polskich (zarys historyczny), [w:] M.M. Dziekan (red.),

¤¤¤

Plenas arabum domos: Materiały IV Ogólnopolskiej Konferencji Arabistycznej (Warszawa, 25-26 marca 1993), Warszawa, s. 75-93. DROZD A., 1995, Tatarska wersja pieśni-legendy o św. Hiobie, „Poz- nańskie Studia Polonistyczne”, Seria Literacka, t. 2 (22),

s. 163-195.

DROZD A., 1996, Staropolski apokryf w muzułmańskich księgach (Tatarska adaptacja Historyji barzo cudnej o stworzeniu nieba i zie- mie Krzysztofa Pussmana), „Poznańskie Studia Polonistyczne”, Seria Literacka, t. 3 (23), B. Judkowiak et al. (red.), Innowiercy, odszczepieńcy, herezje, Poznań, s. 95-134.

DROZD A., 1997, Wpływy chrześcijańskie na literaturę Tatarów w daw- nej Rzeczypospolitej. Między antagonizmem a symbiozą, „Pamiętnik Literacki”, t. 88, z. 3, Wrocław, s. 3-34.

DROZD A., 2000, Z badań nad staropolskimi zapożyczeniami w lite- raturze Tatarów, [w:] Orient w kulturze polskiej: Materiały z sesji jubileuszowej z okazji 25-lecia Muzeum Azji i Pacyfiku w Warszawie (15-16 października 1998), Warszawa, s. 145-154.

DROZD A., 2004, Koran staropolski. Rozważaniawzwiązkuzodkryciem tefsiru mińskiego z 1686 roku, „Rocznik Biblioteki Narodowej” 36, Warszawa, s. 237-250.

DROZD A., DZIEKAN M.M., MAJDA T., 2000, Piśmiennictwo

i muhiry Tatarów polsko-litewskich. Katalog zabytków tatarskich,

t. 3, Warszawa.

GĄSIOROWSKI S., 2004, Starkowiecki Piotr h. Łodzia, „Polski Sło- wnik Biograficzny”, t. 42/3 (zesz. 174), Warszawa – Kraków, s. 318-319.

JANKOWSKI H., ŁAPICZ CZ., 2000, Klucz do raju. Księga Tatarów litewsko-polskich z XVIII wieku, Warszawa: Dialog.

KONOPACKI M., 1973, Z historii przekładów Koranu w Polsce, „Znak”, nr 224 (luty), s. 276-281.

KRYCZYŃSKI S., 1938, Tatarzy litewscy. Próba monografii historycz- no-etnograficznej, „Rocznik Tatarski”, t. 3, Warszawa.

ŁAPICZ CZ., 1991, Trzy redakcje językowe muzułmańskiej legendy w piśmiennictwie Tatarów litewsko-polskich, „Acta Baltico-Sla- vica”, t. 20 (1989), Wrocław etc., s. 155-168.

ŁAPICZ CZ., 2009, Chrześcijańsko-muzułmańska interferencja religi- jna w rękopisach Tatarów Wielkiego Księstwa Litewskiego, „Biblio- theca Archivi Lithuanici“, vol. 7, Temčinas S. et al. (red.),

¤¤¤

Lietuvos Didžiosios Kunigaikštystės kalbos, kultūros ir raštijos tradicijos, Vilnius, s. 293-310.

ŁAPICZ CZ., 2013, Staropolski przekład Koranu jako oryginalne źródło filologiczne, [w:] J. Migdał, A. Piotrowska-Wojaczyk (red.), Cum reverentia, gratia, amicitia…: Księga jubileuszowa dedykowana Profesorowi Bogdanowi Walczakowi, Poznań, s. 319-328 (= Гадомски А.К., Кончаревић К. (ред.), 2012, „Теолингви- стика”: Међународни тематски зборник радова, Београд, с. 442-450).

MEREDITH-OWENS G.M., NADSON A., 1970, The Byelorussian Tar-

tars and their Writings, „The Journal of Byelorussian Studies”, vol. 2, No 2, London, s. 141-176.

RADZISZEWSKA I., 2009, Elementy obyczajowości Wielkiego Księs- twa Litewskiego na przykładzie oracji weselnych w tatarskim ręko- piśmiennictwie, „Bibliotheca Archivi Lithuanici”, vol. 7, Temči- nas S. et al. (red.), Lietuvos Didžiosios Kunigaikštystės kalbos, kultūros ir raštijos tradicijos, Vilnius, s. 346-356.

RADZISZEWSKA I., 2011, Tatarzy-muzułmanie Wielkiego Księstwa Litewskiego. Kultura i religia na podstawie tatarskich manuskryp- tów religijnych, „Zeszyty Łużyckie”, t. 45, I. Doliński, E. Wrocła- wska (red.), Łużyczanie i inne mniejszości językowe, kulturowe i etniczne w Europie, cz. I., Warszawa, s. 322-332.

RADZISZEWSKA I., 2012, Historia stworzenia świata według ręko- pisu Tatarów Wielkiego Księstwa Litewskiego z XVIII wieku,

„Теолингвистика”: Међународни тематски зборник радова, А.К. Гадомски, К. Кончаревић (ред.), Београд, s. 451-460.

STARCZEWSKA K.K., 2013, Spuścizna łacińskojęzyczna w Alfurka- nie Czyżewskiego, [w:] P. Czyżewski, Alfurkan tatarski prawdziwy, na czterdzieści części rozdzielony (Wydanie źrodła: Artur Kono- packi), Białystok, s. 31-39.

SUTER P., 1994, Zu den Koranübersetzungen der Litauischen Tataren,

„Slavica Helvetica” 42, J.P. Locher (ed.), Schweizerische Beiträge zum XI. Internationalen Slavistenkongress in Bratislava 1993, Bern etc., s. 371-395.

SUTER P., 2004, Alfurkan Tatarski: Der litauisch-tatarische Koran- Tefsir, Köln – Weimar – Wien.

SZYNKIEWICZ J., 1935, Literatura religijna Tatarów litewskich i jej pochodzenie, „Rocznik Tatarski”, t. 2, Zamość, s. 138-144.

¤¤¤

TITOWIEC J., 2004, Pierwszy przekład Koranu na język polski. Ze zbioru siedemnastowiecznych rękopisów w Centralnej Bibliotece Naukowej Narodowej Akademii Nauk Białorusi, „Rocznik Biblioteki Narodowej” 36, Warszawa, s. 231–236.

Summary

The article focuses on the translation of the Quran into Polish written down using the Arabic script in TTefsir manuscripts by Tatars of the former Grand Duchy of Lithuania. Twenty manuscript copies of the First Surah (Al Fatiha) written during the 18th–20th centuries have been compared for this purpose. All these sources contain the same Polish translation with minor orthographic, lin- guistic and textual variations. One group of copies (11 mss) bear evidence of secondary Ruthenization in orthography and language, while another group (5 mss) partially overlapping with the first one contains certain traits of additional Polonization. Three pairs of manuscript copies have been identified as textually related in each pair. It was also possible to identify copies containing a mini- mum of secondary innovations and, thus, being most useful while reconstructing the protograph of the Polish translation of the Quran present in Lithuanian Tatars Tefsir manuscripts.

¤¤¤

Сергей Темчин

Польский перевод первой суры Корана по рукописям литовских татар: предварительная текстологическая оценка источников XVIII–XX вв. - May 28, 2020 - Maxime Seveleu-Dubrovnik